Питер О`Доннел - Умереть не сегодня
— Нет, — сказал он, глядя ей в глаза, чтобы не видеть ее голой ляжки. — Нет, мисс Блейз…
— Глупец! — свирепо прошипела она. — Отдайте сейчас же! Это наш единственный шанс.
— Нет, — упрямо повторил он, качая головой. Пистолет описал в воздухе дугу и, перелетев через капот автобуса, скрылся в кустах в двадцати шагах от них.
Модести почувствовала, как на нее накатила волна слепой ярости. Ей стоило огромных усилий взять себя в руки и попытаться приспособиться к новым обстоятельствам, но рука ее, отдирая пластырь и выбрасывая его прочь, дрожала.
Да, дрожащая рука, конечно же, как нельзя кстати…
Модести снова позволила ярости заклокотать в груди, потом нажала пальцами на уголки глаз. Показались слезы. Заставить их появляться было совсем нетрудно, пока она думала об идиотизме священника. Затем она услышала лязг металла, мужские голоса. Запахло кожей, ружейной смазкой, мужским потом… Модести ссутулилась, провела ладонью по пыльному автобусу и мазнула ей по щекам, закрыв лицо ладонями, начала рыдать. Ей начал вторить хор перепуганных школьниц.
Солнце по-прежнему шпарило вовсю, а они шагали по узкой дороге, что вилась, уходя в горы.
Спереди и сзади шли вооруженные люди, а между ними пленники, возглавляемые преподобным Джимсоном. Он распевал какой-то хорал, призывая девочек присоединиться, но поддержка ему оказывалась крайне слабая.
За девочками, которые от усталости даже перестали плакать, спотыкаясь, ковыляла Модести Блейз, обмахиваясь от мух длинными листьями торкильи и довольная тем, что успешно сыграла роль самого безобидного члена этой безобидной компании. Сбоку шел человек, который был постарше остальных. Из-под соломенной шляпы выбивались седые пряди. На загорелом худом лице поблескивали внимательные холодные глаза. Время от времени он пристально смотрел на Модести. На груди у него висел автомат Калашникова, который он был готов в любой момент пустить в дело.
Его звали Родольфо. Модести слышала, как это имя упоминали остальные. Он не командовал этим маленьким отрядом. Вожаком был Хасинто, крупный самоуверенный молодой человек в сомбреро. Модести сделала вывод, что Эль Мико плохо разбирается в людях. Ему следовало бы назначить главным Родольфо. Он явно был умнее остальных.
Дважды Модести плаксиво спрашивала у Джимсона, долго ли им еще идти. Джимсон вступал в переговоры с налетчиками и дважды отвечал, что, по его мнению, они скоро придут. Она пыталась понять, что сейчас переживает Джимсон. Он не выказывал признаков испуга, и казалось, что он прежде всего заботится о том, чтобы девочки не волновались, а не силится предугадать их будущее. Прислушиваясь к репликам бандитов, Модести сделала вывод: это ударный отряд, высланный Эль Мико на горную дорогу, чтобы на двадцать четыре часа заблокировать по ней движение транспорта. Тем временем сам Мико проводил какую-то очень важную операцию южнее. Двадцать четыре часа уже прошли, и по дороге никто так и не проехал. Не считая злополучного автобуса…
Обстрел автобуса, пришла к выводу Модести, скорее был продиктован желанием бандитов как-то развеять скуку, хотя сами налетчики пытались создать друг у друга впечатление, что это было продиктовано то ли военной необходимостью, то ли желанием поживиться. Но в любом случае результаты оказались ничтожными.
Правда, в сумочке рыдающей иностранки они нашли четыреста долларов, но у священника и жалкой стайки школьниц были пустые карманы. Очень жаль, потому как операция была проведена блестяще. Но бандиты не собирались отпускать пленников. Решать будет сам Эль Мико, когда вернется. Может, за иностранную женщину удастся получить выкуп.
Эль Мико, конечно, был мятежник и борец с угнетателями но захват заложников ради выкупа оставался давней традицией и вовсе ни к чему было поступаться полезными принципами.
Джимсон перестал петь. Кто-то из шедших впереди бандитов обернулся и что-то сказал. Священник в свою очередь повернулся к девочкам и, указав рукой на склон высокой горы, произнес:
— Мы почти пришли. Не бойтесь. Мы люди мирные, и нам нечего страшиться. Когда Эль Мико вернется, я поговорю с ним, и все станет на свои места…
Модести Блейз полувсхлипнула-полуфыркнула, выражая большое сомнение. Кстати, сомнение было вполне искренним. Она бросила на землю оставшиеся листья торкильи. Когда они только начали свое путешествие, покинув дорогу, Модести уронила пару-тройку широких листьев на первой же сотне ярдов. После этого она всякий раз роняла лист, на случай если у человека, который отправился бы по их следам, могли возникнуть сомнения насчет того, куда они двинулись дальше.
Вилли Гарвин прекрасно проследил бы даже в этих диких, заросших кустарником местах продвижение одного человека, не говоря уж о целой группе. Но листья помогли бы ему сделать это гораздо быстрее, не тратя лишнего времени. Особенно там, где горные тропы расходились. Опять-таки оставленный под ногами пучок служил предупреждением, что путешествие подходило к концу и двигаться дальше ему следует с большой осторожностью.
Механики из гаража уверяли Вилли, что на починку у них уйдет часов семь, но, разумеется, Вилли ни за что не оставит их без надзора, а, скорее всего, вообще сам примет участие в ремонте и не даст им ни минуты покоя, а потому работа будет сделана без проволочек.
Модести стала рассчитывать время и расстояние. Если все пойдет без срывов, то может случиться, что уже через четыре часа Вилли обнаружит автобус с мертвым водителем. Еще час уйдет на то, чтобы пройти по горной тропе. Поэтому его появления можно ждать часов через пять. Причем он появится не с пустыми руками. В «мерседесе» он привезет кое-что весьма полезное для таких вот разборок.
Но за пять часов может произойти все что угодно. Эль Мико отнюдь не славился учтивым обращением с пленниками. Если бы в автобусе ехали мужчины, то, скорее всего, бандиты просто превратили бы их в живые мишени и потренировались в стрельбе из автоматов, винтовок и пистолетов. Бандиты были молоды, горячи, и у них руки чесались показать миру, кто тут настоящий хозяин. Впрочем, школьницы и она сама могли также быть использованы к удовольствию банды. Модести, правда, полагала, что ее предназначат лично для Эль Мико. Преподобному Джимсону оставалось только уповать на Всевышнего: шансы выжить были мизерными, и даже его сан тут ничем не мог помочь. Он вообще был чужаком…
Еще через четверть мили маленькая процессия миновала узкий коридор между высоких каменистых склонов и оказалась в небольшой долине, окруженной невысокими горами. Когда-то она явно использовалась как пастбище, потому что на одном склоне Модести увидела каменное сооружение с узким лазом в стене. В дальнем конце долины желтело подобие лужайки. Там, похоже, имелась вода…
Неподалеку от каменного загона находился лагерь, три стреноженных мула ковыляли вокруг палаток и скатанных спальников. Кроме того, там маячило еще двое мужчин. Всего тем самым в отряде было четырнадцать человек.
Родольфо, не спуская глаз с Модести, сказал:
— Лучше держать пленных подальше от оружия.
Хасинто рассмеялся и, сдвинув на затылок сомбреро, спросил:
— Этих? — Он посмотрел на жалкую группку задержанных и с усмешкой добавил: — Ты пуглив, как старуха, Родольфо.
— И мне хотелось бы стать еще старше.
— Делай что хочешь, — буркнул Хасинто, пожимая плечами.
— И надо поставить часового, — гнул свое Родольфо, на что Хасинто отрезал: «Обязательно» — и отвернулся.
Этот обмен репликами укрепил Модести в ее подозрениях. Только Родольфо обладал смекалкой и опытом, прочие же не имели никакого понятия о воинской дисциплине, были головорезами, играющими в мятежников.
Родольфо огляделся, потом обратился к Джимсону, показав рукой влево. Там начинался подъем, переходивший в небольшое плато, над которым нависали голые скалы.
— Вон туда, девочки, — сказал священник. — Прекрасно. Мы будем находиться в тени…
Часы сменялись часами, но это не оказывало никакого воздействия на Родольфо. Он не ведал усталости и спокойно, но непреклонно нес свою вахту.
Тем временем в лагере его товарищи приготовили еду, подкрепились, кто-то улегся спать, кто-то толковал о том о сем. Они прислали пленникам воды, а Родольфо — котелок бобов с мясом и кукурузные лепешки. На вершине напротив плато маячил часовой, который следил за подходами к лагерю. Часовые дважды успели смениться.
Но Родольфо не собирался сменяться. Он не хотел спать. Он сидел у края плато. Опершись спиной на скалу и положив на колени автомат, зорко следил за каждым движением пленников.
Однажды Модести встала и начала прохаживаться, словно разминая затекшие ноги, постепенно приближаясь к Родольфо. Но тот поднял автомат и резко заговорил. Модести сделала вид, что не понимает.
— Мисс Блейз, он говорит, чтобы вы вернулись и сели, — тревожно сказал Леонард Джимсон. — Иначе он будет стрелять. Похоже, он выполнит свою угрозу.
